Пальто-автобус-сумки-армия: вечные вопросы феминисткам

[themiskyra]

Авторка: Оксана Шаталова
Публикация из зина (самиздатовского журнала) Weird Sisters (Выпуск № 1: FAQ сексиста).
Иллюстрации из журнала «Работница» (№№ 4,6, 1990), оформлявшие «нейтральные» материалы об эргономике и моде

А как же подавание одежды в гардеробе, целование рук, придерживание дверей?
ИЗ-ЗА ФЕМИНИЗМА ЖЕНЩИНЫ ТЕРЯЮТ ТОННЫ СЧАСТЬЯ
Комплекс мизогинии завернут в блестящую обертку под названием «институт галантного этикета», несущий несколько патриархат-консервирующих функций. Во-первых, это программирующая функция. Институт галантности, при всей внешней слащавости, задает жесткий сценарий гендерных отношений. На базе концептов «рыцаря» и «джентльмена» выводится якобы лучший вариант отношений между мужчиной и женщиной. Это известный демагогический прием ложной альтернативы: модель отношений «галантный попечитель / благодарная подопечная» в патриархатном этосе задан как полюс добра, в буквальном смысле предел мечтаний. Любой другой вариант (например, равноправное партнерство) – по умолчанию хуже. Программирующую функцию можно также назвать аффирмативной: задается ценностная планка, выше или мимо которой мечтать запрещено. Подобной непререкаемой ценностью наделена также «традиционная», или «полная» (парная, гетеросексуальная, детная, совместно проживающая) семья, единственная одобряемая патриархатом форма совместности. Исследования, демонстрирующие, что семья – благодатная почва психологического и физического насилия (по некоторым данным, больше половины умышленных убийств обусловлены семейно-бытовыми причинами), да и обычная эмпирика «семейных проблем», воспринимаются как несущественные отклонения от идеала. Люди больше верят имиджу (улыбающиеся папа – мама – двое разнополых ребятишек на фоне домика и авто), чем своим глазам и опыту. Реальное положение дел никого не интересует. Семья имеет презумпцию непогрешимости, – как жена цезаря, она вне подозрений. Это предзаданный идеал любви и щастья, а насилие мужей над женами и родителей над детьми – принимай они хоть 100-процентный вид – в общественном сознании не ставят под сомнение эту идеальность и безальтернативность.
Подобный эталон являет и институт галантности. Семья – сфера близких отношений, галантный же комплекс шире, он выходит за частные рамки, распространяясь на незнакомок/незнакомцев. Это высокий стандарт отношения всех мужчин ко всем женщинам (именно в такой грамматической конфигурации), – покровительство всех мужчин над всеми женщинами, однако аккуратное и церемонное, обусловленное не только межгендерными конвенциями, но и внутригендерным кодексом. Галантное покровительство тонко балансирует между: маскулинной претензией на женщину как на оберегаемую собственность и опасением покуситься на собственность другого (галантное поведение допустимо и со своей любовницей, и с чужой женой).
Галантный мир, как и семья в ее мыслимом идеальном формате, предельно гармоничен, лишен конфликтов и противоречий. Там нет насилия и грубости – только нежные улыбки, поклоны, розы в петлицах, меха. Все довольны: джентльмен – гигант гардероба, леди – хрупкие плечики. Это витрина патриархата, его розовый фантазм. Побои, изнасилования, шутки про тупую пизду, «ябвдул» и «самадуравиновата», – которыми набиты онлайн и офлайн, – как бы не имеют к этому сиропу никакого отношения. Здесь к аффирмативной функции примыкает компенсаторная: галантный мираж призван облагородить и брендировать патриархатное статус-кво, привязать к мусорке бантик. Одного без другого не бывает. Цветы на 8 марта и тычок в зубы от мужа – следствия единого идейного комплекса, представляющего женщину как объект руководства, – до такой степени недееспособный, что она даже одеться не может самостоятельно. То есть общество символически помещает женщину на уровень движимого имущества:
– Помни, что сама по себе, «по модулю», ты ничто – держись за мужскую ладошку, не то свалишься с трамвая. Можно бить бабу по ебалу, можно подавать манто и украшать фиалками – кукла все стерпит, на то она и недвижный объект. Так что цени благодушие покровителей, готовых ради тебя на подвиги геракла – придержать дверь (наверное, вне галантного канона надо было заехать этой дверью тебе по носу?), подать руку из автобуса (которую ты не смеешь игнорировать, – джентльмен может оскорбиться и справедливо назвать тебя сукой) или надеть на тебя верхнюю одежду (навязанный тактильный контакт – часто утомительно неумелый, когда почти невозможно попасть рукой в рукав, иногда – просто форма харрасмента).
Объясняется вся эта галантерея, как известно, любовью и почтением к женщине. Но почему-то любовь обязательно предполагает патриархатную субординацию. Кто запрещает проявлять уважение, чуткость и внимание в равноправных субъектно-субъектных отношениях, без деления на априорных опекунов и воспитанниц? Не отменяет феминизм и повседневной вежливости: придержать дверь перед тем, кто идет вслед за тобой – очевидность, не нуждающаяся для своей легитимации в культе прекрасной дамы.
Откуда вообще берутся эти попытки напугать женщин отказом всех мужчин от всех добрых чувств/поступков под угрозой демонтажа патриархата? Очевидный рессентимент и защита гендерных привилегий. Анти-феминистские выпады демонстрируют святую веру сексистов в то, что для женщин галантный комплекс имеет большую ценность, чем для мужчин (логично – компенсаторная функция работает в основном для женщин), и это бесценное сокровище выступает гарантом патриархата.
Заметьте, что самих феминисток «проблема пальто» не интересует, это исключительно сексистский патентованный аргумент. Стоит феминисткам заговорить об асимметрии оплаты труда, о «культуре изнасилования», о репродуктивном принуждении, о сексуальной объективации – сексисты кричат в ответ: «Может, все не так уж плохо? Ведь все уравновешивается любовью!», – предъявляя любимый козырь пальто/двери/счета в кафе: «Женщины любят, чтобы их одевали! Они не пойдут раздетыми на мороз!». Таким образом, подтверждая, что галантный этикет есть условие контракта – символическая компенсация и рутинности изнасилований, и стеклянного потолка, и абьюза, и прочих традиционных ценностей. Вот и вся любовь. «Любовь» – вообще безотказный адвокат насилия, – достаточно вспомнить бессмертное «бьет – значит любит».
Впрочем, алиби действительно работает. «Культ прекрасной дамы», при всей его призрачности, играет значительную роль в оправдании патриархата. Переключение на режим фантазма – иногда единственный способ существования в ситуации длящейся травмы/репрессии.



А как же ношение сумок с кирпичами и мешков с углем, передвигание диванов и мельничных жерновов? Еще и армия, в конце концов?
ИЗ-ЗА ФЕМИНИЗМА ЖЕНЩИНЫ ОБРЕТАЮТ ТОННЫ СКОРБЕЙ И ГРУЗОВ
Еще одна излюбленная риторическая фигура сексистов: да, мужчина рулит (по праву сильного), но он же и берет на себя самые тяжкие обязанности. Женщину патриархат оберегает от трудов и дум, она – цветок в оранжерее. А настоящий мужчина каторжно трудится – таскает многотонные мешки, вкручивает 1000-ваттные лампы, кормит с рук семью. И плакать ему нельзя, – разрешена лишь скупая слеза раз в год на День танкиста.
Здесь сексисты вновь опровергают ими же самими придуманный тезис. Феминизм – по крайней мере, многие его направления – не предлагает поменять местами «мужскую» и «женскую» работу, – но снять гендерную маркировку труда. Труд надо делить не по принципу «предназначения», а по принципу возможностей, навыков и здравого смысла. Причем тут пол/гендер? Если идут двое мужчин, и один из них несет тяжелые сумки, второй ему не поможет? Писк сексистов – «Ах, вы феминистки?! Ну и носите сумки сами!» – не может быть расценен иначе, как попытка инфантильного шантажа, причем сомнительного (вряд ли оппоненты всё свободное от фейсбука время передвигают мешки с цементом). Не все мужчины – гераклы, не все женщины – дюймовочки. Физическая сила у всех разная, и стоит тут исходить из возможностей индивида, а не из гендерных допущений.
К тому же мы живем не во времена натурального хозяйства. Физическая сила сейчас не является критически важной для выживания/профессионального успеха. В ответ на последний тезис можно сказать: «Спасибо, кэп!», но сексисты в страхе за сохранность привилегий не опознают и очевидности. Далее. Посчитайте, сколько в среднем времени в месяц уходит на пресловутое «передвигание дивана» и «вынос мусора», а сколько – на ежедневную уборку, готовку, уход за детьми (часто женщина и на даче пашет не меньше мужа – социологи говорят уже не о двойной, а о тройной нагрузке женщин – работа-дом-дача). Интересно, сколько килограмм, работая по дому, поднимает «глава семьи», а сколько «хранительница очага», – результат может оказаться неожиданным.
«Легкость труда» женщины – вообще самая омерзительная ложь патриархата. Публичная трибуна охотно муссирует тему «женщин в оранжевой форме с кувалдой» (цитата из одной сексистской дискуссии), путейщиц и асфальтоукладчиц – мол, не женская это работа, вредная для здоровья, бла-бла-бла. Но никто в таком духе не обсуждает профессиональный репродуктивный труд, связанный с уходом за тяжелобольными или не способными себя обслужить людьми, – труд сиделок, нянь и санитарок в больницах, домах престарелых, домах ребенка – а это исключительно, 100-процентно, женская занятость. Труд этот тяжел не только в психологическом и эмоциональном аспекте, но и физически, в буквальном смысле приложения мускульной силы. Общественная риторика охотно этот труд романтизирует – если в прессе и встречается редкое его упоминание, то под слащавым соусом – «Милосердие как призвание». А то, что женщины-санитарки ежедневно поднимают 100-килограммовых стариков – и мужчин, и женщин, – чтобы вымыть их, а потом неподъемные тюки белья тащат в прачечную – об этом пресса умалчивает .
Образ путейщицы «в оранжевой форме с кувалдой» диссонирует с патриархатным образом женщины как слабой невидимой обслуги, поэтому этот образ сексистов тревожит – как и образы боксерш, метательниц диска и толкательниц ядра. А няни и сиделки – ухаживающие, моющие, перестилающие – это патриархатный стандарт женщины как таковой, стандарт женщины собственно, поэтому тяжесть их труда никого не возмущает и не беспокоит. Пусть надрываются, это их предназначение и призвание (метафорой может служить последнее «или» из данной цитаты из Трудового кодекса РФ: «Ограничивается применение труда женщин на тяжелых работах и работах с вредными и (или) опасными условиями труда, а также на подземных работах, за исключением нефизических работ или работ по санитарному и бытовому обслуживанию»).
И наконец. Патриархат репрессирует и мужчин, это правда. Для некоторых мужчин эти репрессии могут привести к самым жестоким последствиям, вплоть до смерти (мужчины совершают в среднем в 4 раза больше самоубийств, чем женщины). Но. Патриархат по определению – это система угнетения женщин, и мужчина в этой системе – субъект привилегированный. Репрессии по отношению к мужчине – комплекс социализирующих мер по воспитанию гегемона и поддержанию гегемонного поведения. С самого детства мужчину принуждают быть «сильным», «защитником», «воином», «кормильцем», «главой». С самого детства женщину принуждают быть «слабой», «нежной», «прекрасной», «скромной». Т.е. мужчину принуждают быть угнетателем, женщину принуждают быть угнетенной (двойной круг принуждения).
Сюда же примыкает и «проблема армии». «Феминистки, вы что, хотите служить в армии?» – такой же частый и такой же нелепый вопрос. Мужчина служит ввиду вышеописанной схемы гендерной сегрегации: он – воин, защитник, покровитель и вообще субъект действия. Служба – это обязанность, но обязанность, сращенная с правом (правоспособностью), – а совокупность прав и обязанностей, собственно, и конституирует субъекта. Женщина «не служит» не потому, что уклонилась от службы благодаря патриархату, – ее просто никто не спрашивал. У нее нет соответствующих правомочий, и, соответственно, субъектного статуса в данной сфере. Также обстоит дело и с «вредными, опасными условиями труда, на которых запрещается применение труда женщин» (в Казахстане, например, список запрещенных для женщин профессий согласно трудовому законодательству включает около 300 наименований, среди них: водолаз, машинист тепловоза, камнетес, взрывник, машинист буровой установки и пр.). Женщина здесь, с одной стороны, конституируется как недееспособная и требующая попечения, с другой – не принадлежащая самой себе, ее воля отчуждается, ее телом и судьбой распоряжается государство. Вместо того чтобы улучшать условия труда для всех работников, государство берется контролировать женское «здоровье», т.е. тело как средство производства рабочей силы (которая затем будет умирать на вредных работах).
Вопрос службы в армии требует расширенного комментария, т.к. это многоаспектная проблема, совмещающая множество вопросов, в частности, этатистских: следует осмыслить саму необходимость обязательного призыва в армию, само существование национальной армии и государства как таковых. Подробнее о «милитаристской проблеме» читайте в тексте Мохиры Суяркуловой «Хотят ли феминистки, чтобы женщины служили в армии?».
Итого, «вечные вопросы сексиста» есть попытки отстоять патриархатный порядок, – попытки, чья неловкость и нелогичность компенсируются ангажированным рвением, но главное – осознанием того, что на стороне сексиста – тотальность патриархатной идеологии. Так же можно объяснить и интернализированную мизогинию женщин. Быть агентом дисперсной фукианской власти неудивительно, учитывая эту тотальность. Гораздо удивительнее то, что далеко не все являются такими агентами. Система не-всемогуща и работает со сбоями. Несмотря на кажущуюся «естественность» патриархатной системы, на протяжении истории мы наблюдаем постоянные попытки сопротивления ей. Как пишет Адриан Рич о гетеросексуальности – можно такую же формулу приложить и к патриархату – «Гетеросексуальность навязывалась женщинам как путем непосредственного насилия, так и на бессознательном уровне. Но повсеместно женщины сопротивлялись этому, часто под страхом пыток, заключения, психо-хирургии, социального остракизма и крайней бедности» («Обязательная гетеросексуальность и лесбийское существование»).

Поэтому – keep calm and be a feminist.

(с)